Позже я участвовал во многих сражениях, где было
достаточно причин бояться, но у меня уже никогда не появлялось такого острого
чувства, как тогда, когда я узнал, что может означать одиночество.
Возможно, поэтому я с содроганием прохожу мимо дверей палат, где женщины
лежат одни, переживая начало родов, не понимая, что же с ними происходит, в
страхе представляя, какие страшные мучения их ожидают.
Однажды, все еще в Галлиполи, надо мной разорвался снаряд, и я был серьезно
ранен. Спустя некоторое время я пришел в себя и понял, что нахожусь на
санитарном корабле (реконструированном скотовозе), идущим на Мальту. Там,
вместе с другими ранеными меня поместили в монастырь Синих Сестер. Теперь,
сидя рядом с рожающей женщиной, я частенько вспоминаю те дни 1915 года, когда
меня привезли туда - слепого на один глаз, с окутывающей дымкой на втором,
почти парализованного ниже пояса, ослабленного дизентерией, с пульсом едва
достигающим 30 ударов в минуту, сотрясаемого лихорадкой. Хирург удалил бы мне
мой поврежденный глаз, если бы не был так занят с теми, кто, на его взгляд,
имел больше шансов выжить. Медленно тянулись недели, а я продолжал жить) хотя
сам уже и не хотел этого.
Я помню ужас, прозвучавший в голосе моих посетителей, принесших мне цветы,
которые я не мог увидеть. На прощанье они попросили меня улыбнуться - ведь
скоро я буду дома. "Подумайте только, как вам повезло: вы живы", - говорили
они. От их слов мое тело мучительно напряглось: в висках стучало, ноги
начинали судорожно подергиваться, а в спине появилось ощущение, что ее рвут
на части в месте перелома позвоночника. Я покрывался потом и если бы мог,
закричал бы в дичайшем припадке боли и ярости.
После их ухода вошла одна из сестер и увидела меня один на один со своею
бедою (у меня была отдельная палата). Сестра была высокой, строгой на вид
женщиной лет пятидесяти. Черты ее лица я не мог четко различить. Она взяла
мою руку и безмолвно стояла рядом со мной. Затем встала на колени около
кровати и на ломаном английском языке сказала: "Я останусь с вами. Нам будет
спокойно. Вам по-своему, мне - по-своему".
Могу ли я забыть чудо такого понимания? Спина расслабилась и перестала меня
мучить, судороги прекратились, подернутый пеленой глаз, казалось, стал более
зорким. Перед тем, как впервые за многие недели погрузиться в глубокий сон, я
увидел склоненную голову сестры милосердия - она тоже стремилась к покою.
В конце концов, мне стало лучше, и врачи сочли возможным отправить меня,
похудевшего почти на 25 килограммов, домой в Англию для дальнейшего
восстановления. Не желая оставаться калекой на всю оставшуюся жизнь, я строго
следовал их предписаниям, стараясь восстановить чувствительность в ногах.
День за днем, неделю за неделей, я упорно разрабатывал мои беспомощные
конечности, пока, наконец, не начала возвращаться координация.
Вскоре после полного восстановления из-за острой нехватки докторов на фронте
меня вновь призвали в действующую армию. В этот раз меня приписали к
кавалерии Одной из мыслей, приходивших мне в минуты затишья была мысль о
реакции людей, окружавших меня, на опасность. Свои размышления я описывал в
длинных письмах домой.
Я не буду лгать, что люблю снаряды, не буду вставать в позу человека,
бесстрашно встречающего огонь. Я достаточно хорошо знаю, насколько мне это
противно. Но мне интересно наблюдать борьбу между телом и разумом. Следуя
инстинкту, я должен бежать, прятаться, хотя снаряда поблизости и нет. Но это
не всегда так. Я более или менее загнал свой инстинкт под контроль. Идет
борьба за то, чтобы остаться на месте и бинтовать раненого, не вскакивать и
прыгать в сторону, а продолжать разговаривать, есть, писать.
Люди путают слова "бесстрашный" и "отважный", "героический" и "храбрый".
Бесстрашный человек не может быть отважным. У него нет физического страха
(такие люди встречаются). Его тело не борется с разумом. Он может быть
героем, храбрецом, но никогда отважным. Отважный человек - это тот, который
боится. Знаю, это звучит парадоксально. Человек, у которого от страха
перехватывает дыхание, трясутся ноги, голос дрожит, а в глотке застревает
предсмертный крик, человек, на которого прицельно направлен каждый снаряд, но
который все равно заставляет свои ноги двигаться вперед, человек, который
видит людей, падающих - мертвых и раненых, но который выдавливает сквозь зубы
слова поддержки и ведет за собой передовые ряды - он и есть настоящий
человек.
Именно такой человек, как мне кажется, и достоин славы.