Ребенок же еще не может подобрать слово, которое хоть отчасти облегчило бы его душу. Он видит, что взрослые намереваются развлекаться, уложив его спать в самый счастливый миг его жизни — и все в нем протестует.
Так надо ли «переламывать» его, доводить до крика, до слез, до состояния, которое взрослый может выразить словами: «Все равно лбом стену не прошибешь?!» Ведь ребенок уснет с этим чувством несправедливости, запомнит его, сживется с ним. И, став взрослым, не будет протестовать даже тогда, когда обнаружится уже не мнимая, а явная несправедливость.
Не знаю, что именно должна была сделать Валя в этом случае. Но твердо уверен — тащить ревущую Ксеньку за руку в ванную не следовало. Может быть, надо было дать ей и деду еще пять-десять минут на игру (не поломался бы режим из-за этих минут!). Или выключить телевизор и поручить умывание деду. Или просто ласково поговорить с Ксенькой. Ее ведь убеждают не аргументы — я не раз замечал, — а интонации. Если бы вот так, как здесь, в дневнике, последовательно и достаточно спокойно я смог изложить свою догадку Вале!
Но я видел лишь усталое упорное отчуждение в ее глазах, нежелание вникать в обнаруженные мною сложности. И — торопился, говорил сумбурно, а когда она возражала — сердился. И явно не убедил ее.
— Может быть, и есть у нее этот комплекс, только мне уже некогда было вникать... Но что я твердо знаю — ваши бесконечные игры с Ксенькой идут ей во вред.
Поразительное непонимание! Ведь еще задолго до рождения Ксеньки мы с Валей решили: организуем жизнь ребенка так, чтобы совершенно не было принуждения, лучше нарушить режим дня, чем травмировать неокрепшую душу насилием.
Нет, тут что-то не так, не могла Валя этого не понимать.
Скорее всего устала, не вслушалась в мои доводы.
Я стоял в кухне у окна — смотрел, как при свете прожекторов на той стороне улицы подъемный кран, сигналя, несет часть стены с проемами для окна и двери на шестой этаж будущего дома. Подумалось: до чего же быстро сейчас строят. Совсем недавно здесь был пустырь, заваленный каким-то хламом, и тянулись вдоль дороги слепленные из жести кривые гаражи, разной высоты и окраски. А сейчас — уже шесть этажей выросло.
Почему-то эта ночная картина меня успокаивает.
Настраивает на деловой лад.

Запись 5-я
СОВСЕМ ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК
О стрекозе, вертолете и умении любить детей такими,
какие они есть
В дальнем углу парка мы бродили с ней часа два. Трудно признаться, но нужно: к концу второго часа она меня начала раздражать.
Сам этот факт угнетает: неужели я люблю свою дочь только «на расстоянии»?
Попробую записать, как эти два часа прошли.