значительно укрепилось. Она уже могла спокойно позволить себе переживать самой свой гнев (в особенности на сына, за предательство), так как я была наготове, чтобы понять ее аналитически. Она больше не боялась, что будет беспомощно захлестнута и психически разрушена своим гневом. Проецирование на мужа и сына ослабело, так как они больше не представляли собой преследователей-охранников Аушвитца. Как только она приняла свой гнев на них, она смогла также получить доступ к своей естественной щедрости и любви к ним и любить их как отдельные объекты, а не жить через них. Уменьшилась и соматизация ее душевной боли, и она позволила себе найти нового зубного врача, который принес ей значительное облегчение и зубов не удалял. Принятие факта безвестной смерти родителей включало в себя оплакивание этих фигур, принадлежащих прошлому, и принятие факта движения времени (того, что время проходит). Наша работа подошла к назначенной заранее дате ее окончания, и на последней сессии г-жа С. рассказала свое первое сновидение, которое посетило ее прошлой ночью. Она снова была в лагере, стояла в шеренге заключенных, одетая в лагерную форму. Эсэсовец проходит перед строем и говорит ей: «Если ты можешь терпеть боль, ты можешь жить». Другой эсэсовец подходит к ней, приказывает открыть рот, сует туда огромные щипцы и грубо выдергивает зуб. Боль невыносима, но она выносит ее без звука, и ее оставляют в живых. Это была наша последняя сессия, и сновидение невозможно было хорошо проработать, но стало ясно, что за выживание она считала необходимым платить телесным ущербом и болью.
В течение следующих пяти лет г-жа С. время от времени посещала меня; к ее великой радости у нее родились две внучки и обещали стать прехорошенькими, какой была она сама. Она успешно работала в процветающем бизнесе мужа, хорошо спала, протез ей не мешал, и она почти не испытывала болезненных ощущений. Г-н и г-жа С. вели активную общественную жизнь и ездили в отпуск за границу, включая несколько поездок в свою прежнюю страну. Г-жа С, которая всегда так хотела вернуться к своим корням, теперь признала, что ее жизнь протекает в Англии, и чувствовала ее домом, где живет ее новая семья.
Неожиданно г-жа С. пришла ко мне в отчаянии. На нее обрушились два новых удара. Сын вдруг решил бросить жену и детей и развестись — у жены будто бы трудный характер. Маленькая семья г-жи С, только-только отстроенная заново, вновь рушилась. Ее душил гнев на сына, словно он был не только разрушителем ее нового мира, но и представлял собою изначальных его разрушителей. Его развод она ощущала как позор, словно он повторял ее детский стыд за позорное психотическое поведение отчима. Но она понимала также, что сын несчастен, и не могла ругать его.