Кухню не трогайте, в комнатах переклеиваете обои. Старые снимаете, новые клеите. Давайте разнесем обои по комнатам, чтобы вам было легче. Берите вот эти обои и несите их сюда.
Мужик с просветленным лицом взял и понес. Видимо, я, наконец, дала достаточно четкие инструкции.
– Так. Теперь берите вот эти обои и несите их туда.
Отнес. Вернулся со счастливым выражением лица.
– Начинайте вот с этой комнаты. Понятно? Кивок.
– Понятно.
Пауза. Только я собралась уходить…
– А что в ней делать?
От сумасшествия меня спасло своевременное появление Петровича, который заглянул узнать, как мне понравились новые рабочие.
– Катенька, ты только не волнуйся. Я тебе кафельщика нашел. Русский. Честное слово. Хороший мужик, обстоятельный. Отставной военный. Приедет завтра в девять утра, так что нужно срочно ехать закупать плитку. Маша, поедем плитку покупать?
– Ура! Поехали! А этот дядя тоже поедет?
Я вздрогнула и вспомнила про бригадира, который стоял в том же месте комнаты и ждал дальнейших распоряжений.
– Петрович, объясни ему, что он нам не подходит, а мы тебя на улице подождем, – быстро сориентировалась я и выскочила из квартиры.
Слушая за ужином весело-злую трескотню жены, я вдруг подумал, что теперь мы с ней живем совершенно отдельными жизнями. Она гоняет строителей, а я решаю на работе какие-то финансово-производственные проблемы. До свадьбы оно не так было. Были общие интересы. Цели общие.
– Катя, – перебил я рассказ о чем-то из мира ремонта, – ты меня любишь?
Катя, которая как раз показывала в лицах тупого бригадира, захлопала глазами.
– Что-то случилось? – спросила она. Я замотал головой.
– Любит! – пришла на помощь Машка. – И я люблю. Так что там дальше было, мама, рассказывай!
Я продолжал изображать внимание, а сам пытался понять, что же нас теперь объединяет. Регистрационный штамп? Место жительства? Это, конечно, да, но проблемы-то теперь у каждого автономные. Я за Катю ребенка не выношу, деньги она за меня не заработает…
– А чего там у Наташки с Марашкой? – вспомнил я. – Чем все кончилось?
– Да не кончилось у них, – нахмурилась Катя, – задурил ей твой Марашко голову.
– Ты же сама просила ее взбодрить!
– Взбодрить, а не голову дурить! Что-то у них там серьезное намечается. По-моему.
Я ожил. Вот она, наша общая проблема! Мы ее вместе заварили, нам и расхлебывать. Я набрал Шурин домашний номер. Там было глухо занято. Тогда я перезвонил на мобильник.
– Привет! – заорал поэт. – А мы тут как раз чай пьем, о вас говорим!
– Вы – это кто?
– Мы с моей киской, – Шура перешел на грудное журчание, – с лапушкой моей!
«Действительно,- подумал я, – серьезно у них!»
– И что вы про нас говорите?
– Завидуем.